1. I apprehend You…

And with longing and love you will shake off

The heavy dream of everyday consciousness.

       - V. Soloviev

I apprehend You. The years pass by -

Yet in constant form, I apprehend You.

The whole horizon is aflame - impossibly sharp,

And mute, I wait, - with longing and with love.

5The whole horizon is aflame, and your appearance near.

And yet I fear that You will change your form,

Give rise to impudent suspicion

By changing Your familiar contours in the end.

1. Предчувствую Тебя...

И тяжкий сон житейского сознанья

Ты отряхнешь, тоскуя и любя.

       -Вл. Соловьев

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо -

Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо,

И молча жду, - тоскуя и любя.

5Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

10Oh, how I'll fall - so low and bitter,

Defeated by my fatal dreams!

How sharp is the horizon! Radiance is near.

And yet I fear that You will change your form.

10О, как паду - и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

2. A girl sang in the church choir...

A girl sang in the church choir

Of all who are weary in foreign lands,

Of all the ships gone out to sea,

Of all who have forgotten their joy.

5Thus her voice sang, flying up to the dome,

And a ray of sun shone on her white shoulder,

And from the darkness all watched and listened

As the white dress sang in the ray.

2. Девушка пела в церковном хоре...

Девушка пела в церковном хоре

О всех усталых в чужом краю,

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою.

5Так пел ее голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,

И каждый из мрака смотрел и слушал,

Как белое платье пело в луче

And it seemed to all that joy would come,

10That all ships had reached shelter in peaceful harbors,

That all weary people in foreign lands

Had found themselves a serene life.

And the voice was sweet, and the ray was thin,

And only above, at the altar gates,

15In touch with Mystery, - a child wept

Because no one will ever return...

И всем казалось, что радость будет,

10Что в тихой заводи все корабли,

Что на чужбине усталые люди

Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,

И только высоко, у Царских Врат,

15Причастный Тайнам,- плакал ребенок

О том, что никто не придет назад.

3. В кабаках, в переулках, в извивах...

In taverns and winding side streets,

In an electric daydream

I sought the endlessly lovely,

The eternally smitten with speech.

5The streets were drunk with screams.

There were suns in the shining vitrines.

The beauty of the women's faces!

The proud gazes of the men!

3. In taverns and winding side streets...

В кабаках, в переулках, в извивах,

В электрическом сне наяву

Я искал бесконечно красивых

И бессмертно влюбленных в молву.

5Были улицы пьяны от криков.

Были солнца в сверканьи витрин.

Красота этих женственных ликов!

Эти гордые взоры мужчин!

These were kings - not vagabonds!

10I asked an old man by the wall:

"Did you decorate their delicate fingers

With pearls of infinite worth?

Did you give them these multicolored furs?

Did you kindle them with shafts of light?

15Did you paint their crimson lips,

The bluish arches of their brows?"

But the old man did not reply,

Following after the crowd to dream.

I was left in mysterious radiance

20To drink in this sparkling music...

And they just kept passing by,

In her heart each concealing a vagueness,

To fly off forever, incomparable,

Into the blue beyond.

Это были цари - не скитальцы!

10Я спросил старика у стены:

- Ты украсил их тонкие пальцы

Жемчугами несметной цены?

Ты им дал разноцветные шубки?

Ты зажег их снопами лучей?

15Ты раскрасил пунцовые губки,

Синеватые дуги бровей?

Но старик ничего не ответил,

Отходя за толпою мечтать.

Я остался, таинственно светел,

20Эту музыку блеска впивать...

А они проходили всё мимо,

Смутно каждая в сердце тая,

Чтоб навеки, ни с кем несравнимой,

Отлететь в голубые края.

25Pair after pair flashed by...

I awaited the bright angel's coming,

When he, in the street's exultation,

Would convey one of them to heaven....

While above us, out on a dangerous ledge -

30Nestled a dwarf, silently coiled,

And the tongue that spread in the sky,

Seemed a red banner to us.

25И мелькала за парою пара...

Ждал я Светлого Ангела к нам,

Чтобы здесь, в ликованьи троттуара,

Он одну приобщил небесам...

А вверху - на уступе опасном -

30Тихо съежившись, карлик приник,

И казался нам знаменем красным

Распластавшийся в небе язык.

4. Cleopatra

The mournful waxworks has been open

For one year, two years, three years now.

An insolent and drunken crowd,

We run... The queen is waiting in her grave.

5She lies inside a coffin of glass,

She's neither dead nor living,

While people whisper endlessly

Immodest words about her.

4. Клеопатра

Открыт  паноптикум печальный

Один, другой и третий год.

Толпою пьяной и нахальной

Спешим... В гробу царица ждет.

5Она лежит в гробу стеклянном,

И не мертва и не жива,

А люди шепчут неустанно

О ней бесстыдные слова.

She's stretched herself out lazily -

10Forgetful ever, ever sleeping...

A snake, deliberate and light,

Attacks her waxen breast...

I, too, contemptible and venal,

Blue circles underneath my eyes,

15Have come to glimpse the noble face,

The wax that's bared for all to see...

Let every one examine you,

But, had your coffin not been empty,

More than once I would have heard

20A proud sigh leave your rotting lips:

"Burn incense over me. And scatter flowers.

In ages long-forgotten

I was the queen in Egypt.

Now I am wax. I'm rot. I'm dust." -

Она раскинулась лениво -

10Навек забыть, навек уснуть...

Змея легко, неторопливо

Ей жалит восковую грудь...

Я сам, позорный и продажный,

С кругами синими у глаз,

15Пришел взглянуть на профиль важный,

На воск, открытый напоказ...

Тебя рассматривает каждый,

Но, еслиб гроб твой не был пуст,

Я услыхал бы не однажды

20Надменный вздох истлевших уст:

- Кадите мне. Цветы рассыпьте.

Я в незапамятных веках

Была царицею в Египте.

Теперь - я воск. Я тлен. Я прах.

25"O, Queen! I am your prisoner!

In Egypt I was but a slave,

Now fate's bestowed on me

The lot of poet and king!

Can you now see from in your coffin

30How Russia, just like Rome, is drunk with you?

And that in time both I and Caesar will

Appear as equals before fate?"

I'm mute. I look. She is not listening.

But then her breast heaves slightly

35She breathes beneath the gauzy cloth...

And now I hear her quiet words:

           -"Back then I used to call forth storms.

And now I'll call forth burning

Tears from a drunken poet,

40And laughter from a drunken whore."

25- Царица! Я пленен тобою!

Я был в Египте лишь рабом,

А ныне суждено судьбою

Мне быть поэтом и царем!

- Ты видишь ли теперь из гроба,

30Что Русь, как Рим, пьяна тобой?

Что я и Цезарь - будем оба

В веках равны перед судьбой?

Замолк. Смотрю. Она не слышит.

Но грудь колышется едва

35И за прозрачной тканью дышит...

И слышу тихие слова:

              - Тогда я исторгала грозы.

Теперь исторгну жгучей всех

У пьяного поэта - слезы,

40У пьяной проститутки - смех.

5. To the Muse

In your innermost songs there are hidden

Fateful tidings of death.

A curse on sacred commandments,

And a profanation of joy.

5And such an alluring strength

That I'm ready to pass on the rumor

That you brought angels down

With your seductive beauty...

5. Музе

Есть в напевах твоих сокровенных

Роковая о гибели весть.

Есть проклятье заветов священных,

Поругание счастия есть.

5И такая влекущая сила,

Что готов я твердить за молвой,

Будто ангелов ты низводила,

Соблазняя своей красотой...

And when you mock faith

10That dim, purplish-gray

Circle I've seen before

Suddenly blazes above you

Evil or good? - You're thoroughly alien.

People speak of you enigmatically:

15For some you are Muse and miracle

For me you are torment and hell.

I don't know why, at dawn,

At the time of my last strength,

Rather than die, I caught sight of your face

20And begged your consolation.

I wanted us to be enemies,

So why did you present me

With flowering meadows, the starry vault-

The curse of your beauty?

И когда ты смеешься над верой,

10Над тобой загорается вдруг

Тот неяркий, пурпурово-серый

И когда-то мной виденный круг.

Зла, добра ли? - Ты вся - не отсюда.

Мудрено про тебя говорят:

15Для иных ты - и Муза, и чудо.

Для меня ты - мученье и ад.

Я не знаю, зачем на рассвете,

В час, когда уже не было сил,

Не погиб я, но лик твой заметил

20И твоих утешений просил?

Я хотел, чтоб мы были врагами,

Так за что ж подарила мне ты

Луг с цветами и твердь со звездами -

Всё проклятье своей красоты?

25More treacherous than a northern night,

More heady than golden champagne,

And more fickle than a gypsy's love

Were your terrible caresses...

And there was a fatal delight

30In flouting sacred truths,

And my heart was maddened

By this bitter, wormwood passion.

25И коварнее северной ночи,

И хмельней золотого Аи,

И любови цыганской короче

Были страшные ласки твои...

И была роковая отрада

30В попираньи заветных святынь,

И безумная сердцу услада -

Эта горькая страсть, как полынь!

6. In a Restaurant

I'll never forget (did it happen, or not,

That evening): the sunset's fire

Consumed and split the pale sky,

And streetlamps flared against the yellow sunset.

5I sat by the window in a crowded room.

Distant bows were singing of love.

I sent you a black rose in a goblet

Of champagne, golden as the sky.

6. В ресторане

Никогда не забуду (он был, или не был,

Этот вечер): пожаром зари

Сожжено и раздвинуто бледное небо,

И на жёлтой заре - фонари.

5Я сидел у окна в переполненном зале.

Где-то пели смычки о любви.

Я послал тебе чёрную розу в бокале

Золотого, как нёбо, аи.

You looked up. Embarrassed and bold, I met

10Your haughty gaze, gave a nod.

To your suitor, deliberately abrupt,

You said: "That one's in love, too."

And strings rumbled in sudden answer,

Bows sang out in a frenzy...

15But you were mine with all your youthful scorn

And the with the slight trembling of your hand...

You darted up like a startled bird

And passed by, light as my dream...

And your perfume wafted, your lashes drooped,

20Your skirts whispered anxiously.

But from the mirror's depths you threw me a glance

And your glance shouted "Catch me!"

While rattling her necklace, a gypsy danced

And screeched about love to the sunset.

Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко

10Взор надменный и отдал поклон.

Обратясь к кавалеру, намеренно резко

Ты сказала: "И этот влюблён".

И сейчас же в ответ что-то грянули струны,

Исступлённо запели смычки...

15Но была ты со мной всем презрением юным,

Чуть заметным дрожаньем руки...

Ты рванулась движеньем испуганной птицы,

Ты прошла, словно сон мой легка...

И вздохнули духи, задремали ресницы,

20Зашептались тревожно шелка.

Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала

И, бросая, кричала: "Лови!.."

А монисто бренчало, цыганка плясала

И визжала заре о любви.

7. How difficult to walk among people…

There a man burned

      Fet

How difficult to wander in the crowd

Pretending every day to be alive,

Recounting to the not-yet-living

The passions' tragic play.

5And, peering into nightmares,

Find order in disordered swirls of feeling,

So that by art's anemic glow

They recognize life's fatal fire.

7. Как тяжело ходить среди людей...

Там человек сгорел.

        Фет

Как тяжело ходить среди людей

И притворяться непогибшим,

И об игре трагической страстей

Повествовать еще не жившим.

5И, вглядываясь в свой ночной кошмар,

Строй находить в нестройном вихре чувства,

Чтобы по бледным заревам искусства

Узнали жизни гибельный пожар!

8. The Commander's Footsteps

A thick, heavy curtain at the door,

Mist beyond the nighttime window.

Now that you know fear, Don Juan

What's your hateful freedom worth?

5Cold and empty is the lavish bedroom,

Servants sleep in the still night.

From a blissful, foreign, distant land

Comes a rooster's song.

8. Шаги командора

Тяжкий, плотный занавес у входа,

За ночным окном - туман.

Что теперь твоя постылая свобода,

Страх познавший Дон-Жуан?

5Холодно и пусто в пышной спальне,

Слуги спят и ночь глуха.

Из страны блаженной, незнакомой, дальней

Слышно пенье петуха.

What are sounds of bliss to a betrayer

10When his time is up?

Donna Anna sleeps, arms crossed above her heart,

Donna Anna's dreaming...

When his cruel features have frozen,

Echoed within mirrors?

15Anna, Anna, is the grave's sleep sweet?

Is it sweet to have unearthly dreams?

Life is empty, crazy , fathomless!

Step outside to fight, old fate!

And in answer - smitten and triumphant -

20A horn sounds in snowy darkness...

Splashing light into the night, a car

Rushes by, as black and quiet as an owl.

With his quiet, heavy footsteps

The Commander steps inside the house...

Что изменнику блаженства звуки?

10Миги жизни сочтены.

Донна Анна спит, скрестив на сердце руки,

Донна Анна видит сны...

Чьи черты жестокие застыли,

В зеркалах отражены?

15Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?

Сладко ль видеть неземные сны?

Жизнь пуста, безумна и бездонна!

Выходи на битву, старый рок!

И в ответ - победно и влюбленно -

20В снежной мгле поет рожок...

Пролетает, брызнув в ночь огнями,

Черный, тихий, как сова, мотор,

Тихими, тяжелыми шагами

В дом вступает Командор...

25To this brutal question there's no answer,

There's no answer  -  only silence.

Frightening at daybreak is the lavish bedroom,

Servants sleep in the pale night.

Cold and strange is break of day

30Night is dim at break of day.

Bride of Light! O, Donna Anna where are you,?

Anna! Anna!  -  only silence.

In the horrifying morning mist

The hour tolls one final time:

35In your dying hour Donna Anna will arise.

Anna will arise in the hour of your death.

25На вопрос жестокий нет ответа,

Нет ответа - тишина.

В пышной спальне страшно в час рассвета,

Слуги спят, и ночь бледна.

В час рассвета холодно и странно,

30В час рассвета - ночь мутна.

Дева Света! Где ты, донна Анна?

Анна! Анна! - Тишина.

Только в грозном утреннем тумане

Бьют часы в последний раз:

35Донна Анна в смертный час твой встанет.

Анна встанет в смертный час.

9. О, я хочу безумно жить...

Oh, how desperately I want to live:

Immortalize the real,

Personify the faceless,

Give flesh to the nonexistent!

5Life's crushing dream may smother me

I may suffocate as I dream, -

And yet a lighthearted youth, perhaps

Will say of me in times to come:

9. Oh, how desperately I want to live...

О, я хочу безумно жить:

Всё сущее - увековечить,

Безличное - вочеловечить,

Несбывшееся - воплотить!

5Пусть душит жизни сон тяжелый,

Пусть задыхаюсь в этом сне, -

Быть может, юноша веселый

В грядущем скажет обо мне:

Let us forgive his gloom - could it be

10That it was really his secret drive?

"He's but a child of goodness and light

He's but freedom's triumph!"

Простим угрюмство - разве это

10Сокрытый двигатель его?

Он весь - дитя добра и света,

Он весь - свободы торжество!

10. I am riveted to the tavern counter...

I am riveted to the tavern counter.

Long past drunk, I don't give a damn.

A sleigh has stolen my happiness

Away into the silvery smoke...

5It flew off in a sleigh, is buried deep

In the snows of time, in the reaches of years...

And it only sifts over my soul,

Like a silvery mist kicked up by the hooves.

10. Я пригвожден к трактирной стойке...

Я пригвожден к трактирной стойке.

Я пьян давно. Мне всё - равно.

Вон счастие мое - на тройке

В сребристый дым унесено...

5Летит на тройке, потонуло

В снегу времен, в дали веков...

И только душу захлестнуло

Сребристой мглой из-под подков...

In the muffled darkness sparks fly up,

Sparks light up, light up the night...

The sleigh bells jangle on and on

Telling of happiness, of its flight...

And there is only the golden harness

Shining all night...Ringing all night...

And you, my soul...my muffled soul...

Are reeling drunk...reeling drunk...

В глухую темень искры мечет,

От искр всю ночь, всю ночь светло...

Бубенчик под дугой лепечет

О том, что счастие прошло...

И только сбруя золотая

Всю ночь видна... Всю ночь слышна...

А ты, душа... душа глухая...

Пьяным пьяна... пьяным пьяна...

11. Oh, yes, love is free as a bird…

"Oh, yes, love is free as a bird,"

     But all the same I am yours!

And all the same I will dream

     Of your figure, all aflame!

 5The ravening strength of your fine hands,

      Your eyes saddened by betrayal

Are all the madness of my vain passion,

      Are all my nights, Carmen!

11. О да, любовь вольна, как птица...

О да, любовь вольна, как птица,

     Да, всё равно - я твой!

Да, всё равно мне будет сниться

  Твой стан, твой огневой!

5Да, в хищной силе рук прекрасных,

      В очах, где грусть измен,

Весь бред моих страстей напрасных,

      Моих ночей, Кармен!

Of you I will sing to the sky

      10Of your voice I will sing!

Like a priest, with the stars as witness,

      I will perform your rite of fire!

You will rise like a stormy wave

      In the river of my poems,

15And I will never wash my hands

      Of your perfume, Carmen...

And in the still of night, ablaze

      Like a momentary flame,

I'll see the flash of your white teeth

      20And your persistent face.

How I am haunted by the sweet hope

      That you, in a foreign land,

That you will find a moment

      For secret thoughts of me.

Я буду петь тебя, я небу

      10Твой голос передам!

Как иерей свершу я требу

      За твой огонь - звездам!

Ты встанешь бурною волною

      В реке моих стихов,

15И я с руки моей не смою,

      Кармен, твоих духов...

И в тихий час ночной, как пламя,

      Сверкнувшее на миг,

Блеснет мне белыми зубами

      20Твой неотступный лик.

Да, я томлюсь надеждой сладкой,

      Что ты, в чужой стране,

Что ты, когда-нибудь, украдкой

      Помыслишь обо мне...

Beyond life's storm, beyond the cares,

      Beyond the sorrow of all betrayals, -

May this solemn thought arise,

      Simple and white, like a road,

Like a long road, Carmen!

За бурей жизни, за тревогой,

      За грустью всех измен, -

Пусть эта мысль предстанет строгой,

      Простой и белой, как дорога,

      Как дальний путь, Кармен!

12. Scythians

You are millions. We are hordes and hordes and hordes.

     Try and take us on!

Yes, we are Scythians! Yes, we are Asians -

     With slanted and greedy eyes!

5For you, the ages, for us a single hour.

     We, like obedient slaves,

Held up a shield between two enemy races -

     The Tatars and Europe!

12. Скифы

Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.

     Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,

     С раскосыми и жадными очами!

5Для вас - века, для нас - единый час.

     Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас

     Монголов и Европы!

For ages and ages your old furnace raged

     10And drowned out the roar of avalanches,

And Lisbon and Messina's fall

     To you was but a monstrous fairy tale!

For hundreds of years you gazed at the East,

     Storing up and melting down our jewels,

15And, jeering, you merely counted the days

     Until your cannons you could point at us!

The time is come. Trouble beats its wings -

     And every day our grudges grow,

And the day will come when every trace

     20Of your Paestums may vanish!

O, old world! While you still survive,

     While you still suffer your sweet torture,

Come to a halt, sage as Oedipus,

     Before the ancient riddle of the Sphinx!..

Века, века ваш старый горн ковал

     10И заглушал грома, лавины,

И дикой сказкой был для вас провал

     И Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток

     Копя и плавя наши перлы,

15И вы, глумясь, считали только срок,

     Когда наставить пушек жерла!

Вот - срок настал. Крылами бьет беда,

     И каждый день обиды множит,

И день придет - не будет и следа

     20От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,

     Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип,

     Пред Сфинксом с древнею загадкой!

25Russia is a Sphinx. Rejoicing, grieving,

     And drenched in black blood,

It gazes, gazes, gazes at you,

     With hatred and with love!..

It has been ages since you've loved

     30As our blood still loves!

You have forgotten that there is a love

     That can destroy and burn!

We love all- the heat of cold numbers,

     The gift of divine visions,

35We understand all- sharp Gallic sense

     And gloomy Teutonic genius...

We remember all- the hell of Parisian streets,

     And Venetian chills,

The distant aroma of lemon groves

     40And the smoky towers of Cologne...

25Россия - Сфинкс. Ликуя и скорбя,

     И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя

     И с ненавистью, и с любовью!...

Да, так любить, как любит наша кровь,

     30Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

     Которая и жжет, и губит!

Мы любим все - и жар холодных числ,

     И дар божественных видений,

35Нам внятно всё - и острый галльский смысл,

     И сумрачный германский гений...

Мы помним всё - парижских улиц ад,

     И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

     40И Кельна дымные громады...

We love the flesh - its flavor and its color,

     And the stifling, mortal scent of flesh...

Is it our fault if your skeleton cracks

     In our heavy, tender paws?

45When pulling back on the reins

     Of playful, high-spirited horses,

It is our custom to break their heavy backs

     And tame the stubborn slave girls...

Come to us! Leave the horrors of war,

     50And come to our peaceful embrace!

Before it's too late - sheathe your old sword,

     Comrades! We shall be brothers!

But if not - we have nothing to lose,

     And we are not above treachery!

55For ages and ages you will be cursed

     By your sickly, belated offspring!

Мы любим плоть - и вкус ее, и цвет,

     И душный, смертный плоти запах...

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет

     В тяжелых, нежных наших лапах?

45Привыкли мы, хватая под уздцы

     45Играющих коней ретивых,

Ломать коням тяжелые крестцы,

     И усмирять рабынь строптивых...

Придите к нам! От ужасов войны

     50Придите в мирные обьятья!

Пока не поздно - старый меч в ножны,

     Товарищи! Мы станем - братья!

А если нет - нам нечего терять,

     И нам доступно вероломство!

55Века, века вас будет проклинать

     Больное позднее потомство!

Throughout the woods and thickets

     In front of pretty Europe

75We will spread out! We'll turn to you

     With our Asian muzzles.

Come everyone, come to the Urals!

     We're clearing a battlefield there

Between steel machines breathing integrals

     80And the wild Tatar Horde!

But we are no longer your shield,

     Henceforth we'll not do battle!

As mortal battles rages we'll watch

     With our narrow eyes!

85We will not lift a finger when the cruel Huns

     Rummage the pockets of corpses,

Burn cities, drive cattle into churches,

     And roast the meat of our white brothers!..

Мы широко по дебрям и лесам

     Перед Европою пригожей

75Расступимся! Мы обернемся к вам

     Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!

     Мы очищаем место бою

Стальных машин, где дышит интеграл,

     80С монгольской дикою ордою!

Но сами мы - отныне вам не щит,

     Отныне в бой не вступим сами,

Мы поглядим, как смертный бой кипит,

     Своими узкими глазами.

85Не сдвинемся, когда свирепый гунн

     В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,

     И мясо белых братьев жарить!...

Come to your senses for the last time, old world!

     90Our barbaric lyre is calling you

One final time, to a joyous brotherly feast

     To a brotherly feast of labor and of peace!

В последний раз - опомнись, старый мир!

     90На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

     Сзывает варварская лира!

13. Unknown Woman

Above the restaurants in the evenings

The sultry air is wild and still,

And the decaying breath of spring

Drives drunken shouting.

5Above the dusty distant lanes

The boredom of summer homes,

The baker's gold sign barely shines

And a child's crying rings out.

13. Незнакомка

По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.

5Вдали над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач.

Each night, beyond the crossing gates,

10With bowler hats tipped rakishly,

The practiced wits stroll with the ladies

Among the drainage ditches.

Out on the lake, oarlocks creak

And a woman starts to squeal,

15While up in the sky, inured to it all,

The moon's disk senselessly leers.

Each night my solitary friend

Is reflected in my glass,

Made meek and reeling, like myself,

20By the mysterious, astringent liquid.

And drowsy lackeys lounge about

Beside the adjacent tables

While drunks with rabbit eyes cry out

"In vino veritas!"

И каждый вечер, за шлагбаумами,

10Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины

И раздается женский визг,

15А в небе, ко всему приученный

Бесмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной

20Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

"In vino veritas!" кричат.

25And each night at a certain hour

(Or am I only dreaming it?),

A girl's figure, swathed in silk,

Moves across the misty window.

And slowly passing among the drunks,

30Always alone and unescorted,

Wafting a breath of perfume and mist,

She takes a table by the window.

And an air of ancient legend

Wreaths her resilient silks,

35Her hat with its funereal plumes,

And her slender ringed hand.

And entranced by this strange nearness,

I look through her dark veil,

And see an enchanted shore

And a horizon enchanted.

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,

30Всегда без спутников, одна

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

35И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

40И очарованную даль.

Deep secrets are entrusted to me,

Someone's sun is in my care,

And at every turn, astringent wine

Pierces my soul.

45And drooping ostrich plumes

Waver in my brain,

And fathomless blue eyes

Bloom on the distant shore.

A treasure lies in my soul,

50And the key belongs to me alone!

You are correct, you drunken fiend!

I know it: wine brings truth.

Глухие тайны мне поручены,

Мне чье-то солнце вручено,

И все души моей излучины

Пронзило терпкое вино.

45И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,

50И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

14. On Kulikovo Field

The river spreads out. It flows, sorrowful, lazy

     And washes the banks.

Above the bare clay of the yellow cliff

     Haystacks languish on the steppe.

5O my Rus! My wife! Our long path

     Is painfully clear!

Our path has pierced our breast like an arrow

     Of ancient Tatar will.

14. На поле Куликовом

Река раскинулась. Течет, грустит лениво

     И моет берега.

Над скудной глиной желтого обрыва

     В степи грустят стога.

5О, Русь моя! Жена моя! До боли

     Нам ясен долгий путь!

Наш путь - стрелой татарской древней воли

     Пронзил нам грудь.

Our path leads through the steppe, through endless yearning,

     10Through your yearning, O Rus!

And I do not even fear the darkness

     Of night beyond the border.

Let night come. We will speed to our goal, light up

     The steppe with campfires.

15In the smoky reaches a holy banner will shine

     Along with the Khan's steel sabre...

And the battle is eternal! We can only dream of peace

     Through blood and dust...

The mare of the steppe flies on and on

     20And tramples the steppe grass...

And there is no end! the miles and slopes flash by...

     Stop!

The frightened thunderheads approach,

     The sunset bleeds!

Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной -

     10В твоей тоске, о, Русь!

И даже мглы - ночной и зарубежной -

     Я не боюсь.

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами

     Степную даль.

15В степном дыму блеснет святое знамя

     И ханской сабли сталь...

И вечный бой! Покой нам только снится

     Сквозь кровь и пыль...

Летит, летит степная кобылица

     20И мнет ковыль...

И нет конца! Мелькают версты, кручи...

     Останови!

Идут, идут испуганные тучи,

     Закат в крови!

25The sunset bleeds! Blood streams from the heart!

     Weep, heart, weep.

There is no peace! The mare of the steppe

     Flies at full gallop!

25Закат в крови! Из сердца кровь струится!

     Плачь, сердце, плачь...

Покоя нет! Степная кобылица

     Несется вскачь!

15. All valor I forgot and noble deeds

All valor I forgot and noble deeds

And glory on this grief-filled earth,

While in a simple frame your face

Glowed before me on the desk.

5The hour arrived, you left the house.

I flung the cherished ring into the night.

You pledged yourself to someone else,

And I forgot your lovely face.

15. О доблестях, о подвигах, о славе...

О доблестях, о подвигах, о славе

Я забывал на горестной земле,

Когда твое лицо в простой оправе

Перед мной сияло на столе.

5Но час настал, и ты ушла из дому.

Я бросил в ночь заветное кольцо.

Ты отдала свою судьбу другому,

И я забыл прекрасное лицо.

The days flew by, a cursed swirling swarm...

10Liquor and passion tortured my existence...

I recollected you inside the church,

Called out to you as I would to my youth...

 I called. You would not look around,

I wept, but you were pitiless.

15Sadly you wrapped yourself in a sky blue cloak

Went out the door into the damp night.

I do not know, my sweet and tender one

Where you found shelter for your pride...

I sleep quite soundly, and I dream about the cloak

20You wore, as you went out into the night...

I dream no more of tenderness or glory,

They all have passed, my youth is gone!

With my own hand I've taken off my desk

Your face, inside its simple frame.

Летели дни, крутясь проклятым роем...

10Вино и страсть терзали жизнь мою...

И вспомнил я тебя пред аналоем,

И звал тебя, как молодость свою...

Я звал тебя, но ты не оглянулась,

Я слезы лил, но ты не снизошла.

15Ты в синий плащ печально завернулась,

В сырую ночь ты из дому ушла.

Не знаю, где приют твоей гордыне

Ты, милая, ты, нежная, нашла...

Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,

20В котором ты в сырую ночь ушла...

Уж не мечтать о нежности, о славе,

Все миновалось, молодость прошла!

Твое лицо в его простой оправе

Своей рукой убрал я со стола.

16. Night, street, lamp, drugstore…

Night, street, lamp, drugstore,

A dull and meaningless light.

Go on and live another quarter century -

Nothing will change. There's no way out.

5You'll die, then start from the beginning,

It will repeat, just like before:

Night, icy ripples on a canal,

Drugstore, street, lamp.

16. Ночь, улица, фонарь, аптека...

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века -

Все будет так. Исхода нет.

5Умрешь - начнешь опять сначала

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

17. Those born in obscure years…

Those born in obscure times

Do not remember their way.

We, children of Russia's frightful years

Cannot forget a thing.

5Incinerating years!, do you bring tidings

of madness or of hope?

The days of war, the days of freedom

Have left a bloody sheen on our faces.

17. Рожденные в года глухие...

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы - дети страшных лет России -

Забыть не в силах ничего.

5Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы -

Кровавый отсвет в лицах есть.

There is a muteness - the tocsin bell

10Has made us close our lips.

In our hearts, once so ardent,

There is a fateful emptiness.

Let the croaking ravens

Take flight above our deathbed -

15O Lord, O Lord, may those more worthy than us,

Behold Thy kingdom!

Есть немота - то гул набата

10Заставил заградить уста.

В сердцах, восторженных когда-то,

Есть роковая пустота.

И пусть над нашим смертным ложем

Взовьется с криком воронье,-

15Те, кто достойней, Боже, Боже,

Да узрят царствие твое!